Гибель Турина
Когда бежала прочь Ниниэль, уже очнулся Турин и услышал смутно какой-то голос из прошлого. А когда умер Глаурунг, стало спадать с него заклятие, и одна только тяжкая усталость погрузила его в долгий сон, прерванный лишь рассветным холодом. Тогда он повернулся, в бок упёрлась рукоять Гуртанга, и Турин проснулся совсем. Он вспомнил и бой, и то, как изуродовал руку, но не почувствовал боли. Увидев повязку, он удивился: „Кто же позаботился обо мне и бросил потом рядом с Драконом в грязи и на холоде? Странно“.
Он громко позвал, но не раздалось ответа. Тогда поднял меч, целый и яркий.
— Страшна кровь Глаурунга, но ты, Гуртанг, крепче меня. Любую кровь примешь ты и достигнешь победы. А я устал и замёрз.
Не взглянув даже на Глаурунга, Турин пошёл прочь, но с каждым шагом слабел. „Наверное, у Нен Гирит остаются ещё разведчики. Оказаться бы скорее дома в объятиях Ниниэль под опекой Брандира!“ Так и брёл он медленно, опираясь на Гуртанг, будто на палку, и столкнулся с теми, кто отправился за его телом. Люди отпрянули, едва его заметив, приняли Турина за беспокойный дух, а женщины бросились ничком.
— Эй! В чём дело! Ведь я живой! И я убил Дракона.
Тогда они узнали его и обернулись к Брандиру:
— Дурак! Зачем же ты говорил, что он мёртв? Мы всегда знали, что ты безумен!
Брандир же, ошеломлённый, воззрился на Турина в ужасе и ничего не мог сказать.
— Так это ты перевязал мне руку? Спасибо, Брандир. Наверное, ошибся ты от волнения, приняв беспамятство за смерть.
— А вы, — он обернулся снова к людям, — не ругайте его почём зря! Кто из вас мог бы сделать лучше? Кто кроме него имел доблесть сердца отправиться на место боя, а не плакать в своём углу?
Но ответь же, сын Хандира, что происходило здесь? Почему в Нен Гирит оказались те, кого оставлял я в Эфель? Неужели нельзя уже повиноваться вождю, когда скрылся он с глаз?! И где Ниниэль? Надеюсь, её вы оставили дома и охранили, как можете?
Нет ответа.
— Говорите же, где Ниниэль? — воскликнул Турин. — Её я хочу видеть.
— Здесь Ниниэль нет, — произнёс наконец Брандир, а остальные отворачивались.
— Это хорошо, — ответил Турин. — Есть ли лошадь, чтобы отвезти меня домой? Или, лучше, носилки. Я едва держусь на ногах.
— Нет, твой дом пуст! — вскричал Брандир. — Ниниэль не ждёт тебя там. Она мертва.
Тогда жена Дорласа, относившаяся к Брандиру не лучше мужа, крикнула из толпы:
— Вождь, не слушай его. Он безумен! Он говорил, что ты мёртв, и что это к лучшему. Не верь тому ужасу, что рассказывает он о Ниниэль.
— Так гибель моя — добрая весть?! — воскликнул Турин. — Да, я знаю, что ты хотел соперничать со мною в её глазах! Какую ложь придумал ты, Колченогий Правитель? Если не повинуется тебе оружие, словами разить вздумал ты?
Тогда лишь гнев остался в сердце Брандира, вытолкнув остаток жалости.
— Я безумен? Это ты безумен, Чёрный Меч черной судьбы! И весь этот свихнувшийся народ с тобою. Мертва Ниниэль, я знаю, мертва! В Тейглине ищи её!
— Откуда ты знаешь? — спросил Турин спокойно. — Как удалось тебе?
— Я сам видел. И твоя в том вина. От тебя, Турин сын Хурина, бежала она прочь, и прыгнула в Кабед-ен-Арас, чтобы тебя никогда не видеть! Разве Ниниэль она? Нет, Ньенор! Ньенор дочь Хурина.
Тогда Турин схватил его за плечи и тряхнул изо всех сил. Судьба занесла над ним ногу в тот момент, когда он думал бежать от неё навсегда. Но не мог Турин смириться, будто раненый дикий зверь, который счёл уже минуты своей жизни, но уничтожает всех на своём пути.
— Да, я Турин сын Хурина, о чём ты давно знаешь! Но ничего не может быть тебе известно о сестре моей Ньенор, которая живёт в Скрытом Королевстве давно и безопасно. Лжёшь ты вновь и вновь, думая злобно погубить нас обоих!
— Не касайся меня, разбойник! — воскликнул Брандир и отстранился. — Именуемая твоей женой явилась к тебе и перевязала руку клочком платья. Она звала, но не отвечал ты ей, а другой ответил, который, наверное, околдовал в должное время вас обоих. Глаурунг сказал так: „Хейл, Ньенор дочерь Хурина! Смотри теперь и знай, каков твой брат, рыцарь плаща и кинжала, ко врагам неблагородный, друзьям неверный, проклятия в род свой шлёт Турин сын Хурина!“ — тут Брандиром овладел странный смех. — Говорят, люди на смертном одре не лгут. Драконы, видимо, тоже. Проклятье ты, Турин сын Хурина, и семье своей, и всем, кто к тебе добр.
Тогда Турин схватил Гуртанг. Недобрый огонёк горел в его глазах.
— Кто же ты, Колченогий? Откуда ты узнал моё имя? Не ты ли её привёл к Дракону? Ты был рядом и позволил ей умереть? Ты бежал сюда с радостной вестью, и теперь издеваешься надо мной. Люди не лгут перед смертью, и ты не будешь. Говори!
Видел Брандир свою участь, но не боялся, хотя и безоружен был.
— Слишком долго рассказывать обо всём, что случилось. Может быть, Глаурунг клевещет на тебя так же, как ты сейчас на меня? Если ты убьёшь меня, ясно станет, что Дракон был прав. Я не страшусь смерти. Тогда вслед за любимой Ниниэль пойду, и, может быть, встречу её где-то за Морем.
— Нет, за Глаурунгом, крёстным отцом своим, пойдёшь ты! — крикнул Турин. — И сгниёшь вместе с ним!
Одним ударом убил Турин Брандира, но бретильцы отвернулись в ужасе и бежали от него.
То взывая к Ниниэль, то рассыпаясь проклятиями на Средиземье и жизнь свою, Турин брёл по лесу словно безумный. Потом очнулся он немного, сел наземь и перечёл всё заново. Вспомнив слова свои: „Ньенор, которая живёт в Скрытом Королевстве давно и безопасно“, — он решил туда направиться, чтобы не покориться вновь словам Дракона, вечно завлекавшим его в сети Врага.
Пошёл Турин к Переправам Тейглина, и, минуя Хауд-ен-Эллет, крикнул:
— О Финдуилас! Расплатился я уже страшною ценой за то, что слушал Дракона! Скажи мне мудрое слово!
В ту же минуту увидел он, как двенадцать переправляются через реку, и узнал скоро среди Эльфов Маблунга.
— Турин! Наконец встретились мы! Как рад я видеть тебя живым, хоть вижу, и тяжелы были твои годы.
— Да, топтали они меня, как сапоги Моргота. Из всех живущих ты последний рад меня видеть. Отчего бы?
— В великой чести и славе ты среди нас, — ответил Маблунг. — Несмотря на все те опасности, которые ты благополучно пережил, я испугался недавно, когда узнал, что Глаурунг вышел из Нарготронда и не возвращается к своему хозяину, но направляется в Бретил, где объявился вдруг Чёрный Меч. Орки боялись тебя, как огня, и Глаурунг сам пошёл. И я спешил к тебе с вестью и предостережением.
— Ты спешил, но опоздал. Глаурунг мёртв.
— Великого Червя ты победил! — воскликнули Эльфы. — Не потеряется вовеки среди героев твоё имя!
— Мне то неважно. Я сам побеждён. Из Дориата ведь вы? Скажите, как семья моя поживает? В Дор-ломине сказали мне, что они отправились к вам.
Эльфы стихли, и Маблунг ответил:
— За год до явления Дракона они прибыли, но теперь их в Дориате нет.
Сердце Турина едва не остановилось. Он слышал поступь рока, от коего не ускользнуть.
— Говори же! Ни минуты не теряй!
— Они отправились на твои поиски против всех советов и увещеваний. К Нарготронду выехали. Глаурунг вышел и разметал их охранников. О Морвен с той минуты никто ничего не знает, а Ньенор потеряла рассудок и бежала от нас в лес.
Расхохотался тогда Турин, к изумлению Эльфов.
— Какова шутка! О, Ньенор! Бежала ты из Дориата в лапы Дракона, а от него ко мне прямо! Каков подарок судьбы! Маленькая, черноглазая и темноволосая, будто дитя Эльфов — как спутать её с кем-то ещё?!
Маблунг тоже изумлённо поднял брови и ответил:
— Ошибаешься. У Ньенор глаза голубые, волосы — ясное золото, и ростом и статью она достойна быть дочерью Хурина. Не её ты видел.
— Неужели?! Неужели, Маблунг? Я же слеп! Что, не известно разве тебе, что с детства барахтаюсь я в тумане замыслов Моргота? Нет, покинь меня! Вернись в Дориат. Да позасохнут зимой его деревья! Проклинаю я Менегрот, тебя и всех остальных, ибо ничего кроме проклятий совершить теперь не могу, не способен и бессилен для чего иного! Ночь пришла!
И бежал Турин прочь, оставив окаменевших Эльфов.
— Что-то поистине ужасное произошло, — сказал Маблунг. — Бежим за ним! Он безумен и беспомощен.
Нет, не догнать им было Турина, мчавшегося к Кабед-эн-Арас скорее ветра.
По-прежнему шумела там вода, но деревья вокруг пожелтели и печально роняли листья, будто застигла их в начале лета осень.
— Кабед-эн-Арас, Кабед Найрамарт! Не оскверню я воды, принявшие Ниниэль, ибо недостоин следовать за нею.
Потом вынул он меч из ножен и произнёс:
— Хейл, Гуртанг! Не было для тебя власти, кроме рук, владевших тобою! Ничья кровь тебя не заржавит. Возьмёшь ли ты Турина Турамбара?
И ледяной голос Чёрного Клинка ответил ему:
— Да, я охотно пролью кровь твою, чтобы забыть кровь Белега Лучника, моего хозяина, и Брандира, убитого несправедливо.
Уперев рукоять меча в землю, Турин упал на него, и завершил свою жизнь. Маблунг поднялся к обрыву и увидел исполинский труп Дракона и Турина рядом, и вспомнил он Хурина, кого видел при Нирнайт Арнойдиад, и опечалился над судьбою его наследников. Люди пришли с Нен Гирит посмотреть на Дракона, и тоже узнали, как завершил путь свой Турин Турамбар, и оплакали его. Ужаснулись Эльфы, узнав от них всё. А Маблунг сказал:
— И я оказался орудием судьбы Детей Хурина! Словом своим убил того, кто был мне другом.
Подняв и перевернув Турина, увидели Эльфы, что меч его переломился пополам, и прешло в ничто таким образом всё, чем владел он.
Огромный костёр собрали они и сожгли труп Дракона, пока не обратился он в лёгкий пепел, а на том месте ничто потом не росло. Турина положили в могиле под курганом на месте его гибели, и половины Гуртанга упокоили с ним. Когда же сложили Эльфы и Люди песнь и плач по доблести Турамбара и красоте Ниниэль, поставили они большой серый камень, где рунами Дориата высечено было:
Турин Турамбар победитель Глаурунга
И строкою ниже:
Ньенор Ниниэль
Но нет её в том кургане, и куда унес Ньенор холодный Тейглин, никто не знает.
Так завершается Повесть о Детях Хурина, из легенд Белерианда самая длинная.
