calmНаписалось вот кое-что...
Нечасто, но и нередко, а именно тогда, когда необходимо, но всё же охотней безлунными и тёмными ночами по городу ходит трамвай. Наверное, следует назвать его трамваем-призраком, хотя слово это, пожалуй, и чересчур одиозно стало. Трудно определить его модель и марку, ибо столько ремонтов перетерпел он, и от стольких моделей вместил запчасти, сколько лет ходят по рельсам его собратья, коих мы мним настоящими, а тому уже век и четыре года.
Он является душными летними ночами, когда не может осесть на землю поднятая за день миллионами колёс и ног пыль, и в зимние метели, и в осеннем тумане вспыхивают мутно огненными шарами искры из-под пантографа, ролика или бугеля. Иногда с бортов его смотрит реклама саратовской сарпинки, пересечённая точными рядами круглых заклёпок, иногда просто поблёскивает чуть запылившимся лаком алая краска, а порой и серым алюминием и простой и привычной ржавчиною крыт вагон от колёс до крыши. Вожатого его никто не видел. В кабине на крючке висит обычно оранжевая жилетка, но сама движется тугая ручка контроллера-"кофемолки" с точёной из эбенового дерева рукоятью, и мерно перещёлкиваются реле без команды тумблеров.
На табличке всегда горит на пожелтевшем фоне чёрно нуль, и номер бортовой того вагона – четыре нуля. Скрипнув, он становится на рельсы и с медным звоном раскрывает двери в ничто, пустота и мрак в его салоне, хотя, будто нарисованные, светятся широкие окна. Смел ли кто когда войти, и чем и кому оплатил проезд? Видят только, как закрыв двери и сверкнув дугой на дуге, вагон, напевая и грохоча на стыках рельсов, мерно раскачиваясь, набирает скорость, и, припадая в правых поворотах на калеченную тележку, помаргивая подслеповато круглой фарой, едет, куда укажут ему рельсы и стрелки. Но когда выведет его путь к закрытой ветке, что бросили, пусть давно, выдрали из земли или закатали в асфальт и забыли или постарались забыть, вагон 00-00 не останавливается. Потому что появляются вдруг стрелки, и повисает огненный провод, и по бледным едва зримым рельсам он проносится и уходит, и старожилы вздрагивают во сне от давно забытого стука колёс.
