И второй кусок, почему-то затесавшийся в один с первым так и не завершённый по своей бессмысленности сюжет.
Это было написано в незапамятные времена... Действительно, в незапамятные - я их уже, как недавно обнаружил, совершенно не помню. Не знаю, зачем и публикую.
Ну, в общем, с незначительными вырезками.
... проводил время в мастерской за приведением в порядок запасов склада, а также предавался занятию, которое одно лишь помогало коротать долгие зимние вечера. В подвалах Дома стояли ведра кривых и ржавых гвоздей, шурупов, петель, скоб и прочего крепежа. Он ставил на верстак обрезок рельса и часами неутомимо стучал молотком, выправляя гвозди. Рельс звенел закалённой сталью под равномерными ударами, привнося в бешеную теперешнюю жизнь ощущение порядка, предсказуемости, спокойного и чёткого ритма. Для этого же везде были часы. Главным требованием, которое ... предъявляли пока к жизни, была мерность и ритмичность. В ровном темпе скребла снеговая лопата дорожки, строго периодически заносимые снегом, музыкально и вместе с тем надёжно и уверенно бил молоток, распрямляя – не старые гвозди, нет – разравнивая изуродованную, горбатую старую жизнь. Эта жизнь не ушла ... потому, что заменить её было нечем. Вечная и бесконечная, она лишь требовала поправки, ровного рельса и точных ударов молота Судьбы, под которыми облетала ржавчина лишних наслоений, оставляя непременный ритм времён года, дня и ночи, маятника больших часов в Зале, ритм ударов сердца.
А вот и сама мастерская...
Открыв металлическую дверь, он отпер решётку, вошел и тщательно запер всё обратно. В кромешной тьме высек огнивом искру на трут, раздул огонёк и зажёг специально припасённый тут латунный парафиновый фонарь с гранёным стеклом. Открыл творило в полу и по старой мощной дубовой лестнице спустился в пустующий (как и весь сарай, в общем-то) сыроватый погреб и закрыл крышку. В самом дальнем углу высветилась массивная деревянная дверь. Он достал из кармана связку диковинных ключей с двойными бородками и отпер два замка. Закрыв дверь обратно, он спустился немного вниз по пологой лестничке и прошёл несколько десятков шагов мрачноватым сводчатым коридором, уже совершенно сухим. В конце его он такими же ключами открыл три замка ещё более массивной дубовой двери, сплошь окованной слегка порыжелым железом, с засовами на обратной стороне. Дверь он опять-таки запер, но засовы, для которых требовались совершенно особые ключи, не тронул, только по давно заведённому правилу накапал на все запоры и в ключевые летки масла, чтобы в чрезвычайных обстоятельствах механизмы не подвели. Капнул и в замок крышки квадратного люка посередине открывшейся за дверью довольно высокой сводчатой комнаты. Откинув творило, он вынул утепляющие мешки с соломой, открыл нижний люк и спустился по вбитым в стену скобам на штабель дров, стоя на котором, и привёл всё в первоначальный вид.
Его подземное убежище было довольно уютным. Первая комната размерами примерно семь на шесть с половиной метров и три метра в высоту была мастерской. Неоштукатуренные стены из старого красного кирпича с прослойками снежно-белого известкового раствора, плотный пол из дубовых потёртых досок. По короткой стене – две двери, на другой, ближе к углу, – печь, сбоку огромный – во всю длину комнаты – и широкий верстак. Напротив – тоже от стены до стены – мощный стеллаж из четырёх широких и толстых цельных досок, вырезанных из вековой сибирской сосны, заваленный всевозможными вещами. На нижней полке: справа, ближе к печи, помещались самодельные и фабричные, деревянные, металлические и пластмассовые инструменты и приспособления, редко необходимые или просто не поместившиеся в верстаке. Слева – электронные приборы: осциллографы, частотомеры, генераторы стандартных сигналов и обыкновенные, под монструозным мостом переменного тока прогибалась полка. Все эти тяжести было легче вытаскивать снизу, чем снимать с верхних полок. Ярусом выше – самоделки, детали, недоделки, заготовки, полуфабрикаты и прочее в том же духе. На третьем этаже слева – коробки с радиодеталями, справа – платы для распайки, обломки телевизо-ров, истерзанные приёмники и магнитофоны, проигрыватели. Четвёртая полка была занята книгами, расставленными бессистемно, в живописном беспорядке: четырёхтомник "Война и мир" соседствовал с вполтора толстым фолиантом "Отечественные полупроводниковые и ионные приборы". Отдельно в углу расположились пухлые скоросшиватели с карандашными пометами на корешках, вроде таких: "Электроника, теория и расчёт цепей", "Мост переменного тока в лаборатории", "Радиоизмерения и поверка измерительной аппаратуры", "Мой друг и помощник" (внутри описывались приёмы работы с осциллографом)… и, наконец, пожелтевший том "Электроника (вся)". Среди этого, как он обыкновенно выражался, "макулатурного великолепия" тут и там поодиночке и целыми пачками возвышались выпуски "Радио", два или три комплекта за все сто лет существования журнала.
***
Он нажал на секретный кирпич, и в стене открылось чёрное отверстие метр на полтора. Оттуда слегка попахивало плесенью.
***
Потайная дверь захлопнулась, и он зашагал по коридору, без колебаний находя путь и сворачивая то влево, то вправо в открывавшиеся по сторонам ходы.
Этот подземный лабиринт, построенный неизвестно когда и неизвестно кем, был местом спасительно-опасным. Лишь некоторую часть он успел изучить настолько, чтобы находить дорогу в кромешной темноте наощупь. Но на этом пути никто не был ему страшен. Любого он смог бы водить кругами по одним и тем же местам несколько суток и, сбив окончательно с дороги, оставить в мрачном подземелье, исчезнув в боковом незаметном ходе также тихо, как кошка. Именно для этого под Горой за множеством дверей, в самом древнем беспорядочно выкопанном центре Лабиринта было устроено Убежище. И компас не помог бы непривычному человеку в хитросплетении разноуровневых переходов, среди развилок, тупиков и колец Подземелий. Кое-где попадались рельсовые пути и шахтёрские вагонетки – привет из девятнадцатого столетия на литых чугунных катках, но сориентироваться не удалось бы даже по этим рельсам, поскольку они образовывали замкнутое кольцо, переломанное, согнутое и скрученное так, будто его проектировщик вдохновился перепутанным котятами клубком шерсти.
Из обширных подвалов Дома в Убежище можно было пробраться через дюжину различных дверей по дюжине дюжин непересекающихся между собой дорог. Чаще всего он и пользовался подземными ходами, а в этот раз отправился на Гору верхом только из-за Большого Осеннего Костра. В сухой тьме коридоров лампа освещала деревянные двери. Некоторые из них он от-пирал, сворачивая в очередной ход, некоторые не имели запора, другие стояли вечно распахнутые, поскольку от времени обветшали и могли от неосторожного прикосновения слететь с петель и оглушить и напугать любопытного бродягу, засыпав его по колено трухой и щепками.
P. S. Я конечно, не обещаю, но подозреваю, что в связи с закатом сессии, неделю трещащей головой, возом свободного времени и при свободном от каких-либо обязательств сознании ещё немало прольётся в сей ЖЖ чернил и крови... Надеюсь, однако, в ударном темпе работать над TLOTR.
